На научном семинаре кафедры богословия 21 ноября 2016 г. выступил заведующий кафедрой библеистики, протоиерей Димитрий Юревич. Название его доклада звучало следующим образом: «Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов как предтеча отцов-каппадокийцев в формировании христианской богословской терминологии».
Параграф 1. Соотношение формы и содержания, проблема библейского и догматического богословия. Серьезная проблема, с которой сталкивается читатель Священного Писания – ситуация, когда одни и те же термины в различных контекстах указывают на разные понятия, и, наоборот, одна и та же идея может быть выражена разными, иногда довольно различными на первый взгляд, терминами. Для Священного Писания Ветхого Завета это нередко обусловлено длительным процессом развития и постепенным раскрытием Богом еврейскому народу тех или иных истин в соответствии с постепенным ростом религиозной культуры и общественного сознания Древнего Израиля. В новом Завете многообразие терминологии обусловлено, как правило, принципиальной новизной ряда понятий и активным поиском авторами Священного Писания подходящей словесной формы для выражения богооткровенного смысла.
В связи с этим важно избегать поверхностных терминологических параллелей, которые могут создать ложное представление о совпадении различных или противоречащих исконных смыслов. Хрестоматийным в данном случае является пример неправомерного противопоставления мыслей святых апостолов Иакова и Павла о соотношении веры и дел. Первый утверждает необходимость повседневных праведных дел как индикатора веры у христианина. Тогда как второй предостерегает от упования на исключительно обрядовые дела Моисеева закона.
Проблема единства смысла и многообразия выражающей его терминологии является основным предметом исследования для дисциплины, называемой «Библейское богословие». Основная цель этого направления библеистики – проследить в динамике развитие той или иной богословской идеи в Ветхом Завете и ее окончательное и полное раскрытие в Завете Новом. Однако данная проблема естественным образом продолжается в истории Церкви, в те ее периоды, которые известны нам как эпоха догматических споров. Ее решение в период становления церковной догматики во многом связано с творческим подходом отцов-каппадокийцев, пришедших к выводу о жизненной необходимости использования принципиально новой терминологии по отношению к предыдущей многовековой традиции. Но великие каппадокийцы не были первопроходцами на этом пути. Их идейным предшественником и вполне успешным практиком был автор Четвертого евангелия, святой апостол, евангелист Иоанн Богослов.
Параграф 2. Разнообразие ветхозаветной терминологии для указания на грядущего Мессию. Чтобы лучше понять предпринятую любимым учеником Господа работу и терминологические нововведения в раннехристианском богословии, необходимо прежде кратко остановится на терминологическом многообразии учения о Мессии в Ветхом Завете. Первые опыты откровения Бога человеку о грядущем Спасителе были весьма простыми, но и как все последующие, были контекстно ориентированными, звучали ярко и доходчиво для тех, к кому были обращены. Вначале дается указание, что Спасителем падших людей от греха станет не существо высшего, ангельского мира, или низшего, животного, а семя жены, или, как сказали бы мы сейчас, сын Евы, то есть потомок первых людей. Постепенно потенциальный круг лиц, из среды которых придет Спаситель, ограничился потомством Сима, Авраама, Исаака, Иакова и, наконец, Иуды.
Намного позже патриархального периода, во времена Исхода евреев из Египта Мессия характеризуется как пророк, подобный Моисею. И мы иногда, когда читаем эти слова, нам кажется, что «какое блеклое пророчество». Казалось бы, Моисей просто уподобляет Мессию себе, но для тех, кто тогда знал Моисея, конечно, это было очень яркое и понятно пророчество, потому что они видели, как велик был Моисей во время Исхода из Египта. И значит таким же великим и законодателем будет Тот, Кто придет после Моисея. А мы с вами знаем, что пророчество Валаама характеризует Мессию не только как представителя великого народа, но и как политического деятеля, как «скипетр от Израиля и звезда от Иакова». Чуть позже, во времена Давида, во псалмах втором и сто девятом появляются такие свойства, которые соотносят будущего Спасителя, личность Мессии с Богом. Я напомню, псалом 2: «Я помазал Царя Моего над Сионом, святою горою Моею; возвещу определение: Господь (Яхве) сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя». И псалом 109: «Сказал Господь (Яхве) Господу (Адонаю) моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих».
Итак мы с вами сказали, что постепенно раскрывается учение о Мессии в Ветхом Завете в соответствии с тем, насколько это могли понять современники того или иного автора, с одной стороны, а с другой стороны, эта постепенность была обусловлена и закономерным ходом исторических событий. Потому что, когда Давид становится царем, то, конечно же, он начинает говорить в терминах царя и относительно будущей личности Мессии. Иногда говорят, что эти вот псалмы, номер 2 и 109 являются так называемыми интронизационными псалмами, поскольку в Древнем мире это было нередким, когда цари соотносили себя с тем или иным богом. Однако в данном случае это соотнесении современниками Давида могло восприниматься и мыслится в переносном смысле, т.е. равный Богу не по природе, как мы сказали бы сегодня, а равный в переносном смысле – как праведник, который находится в особых отношениях с Богом, соотнесен с Богом, непрерывно связан с Ним, и поэтому Бог помогает ему.
Намного позже Давида (Давид – это XI — начало X вв. до Р.Х.) появляется еще более развитое учение о Мессии, о Помазаннике, собственно, этот термин начинает использоваться в книге пророка Исаии. В книге пророка Исаии мы встречаемся с весьма замечательной ситуацией, когда он называет некую необычную Личность, Которая должна родиться от Девы, еще и целым рядом других терминов. В 7 главе мы читаем это известное пророчество: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Что здесь важно и интересно: во-первых, то, что это пророчество так называемого двойного исполнения. Это такие пророчества, которые были сформулированы относительно текущей ситуации, какой-то актуальной, злободневной для современников пророка. С другой стороны, когда проходила эта ситуация, становилось ясно, что это пророчество полностью не исполнилось, оно должно было полностью исполнится в отдаленном будущем.
И вот как раз здесь мы с вами сталкиваемся с таким пророчеством, потому что с одной стороны, пророк говорит о том, что «молодая» (еврейское слово «алма», которое значит «молодая», и может обозначать и деву, и молодую женщину) «родит и нарекут его имя Еммануил, что значит с нами Бог». Бог будет со своим народом. А дальше пророк говорит, что до тех пор, пока он (младенец) еще будет вкушать молоко и мед, и еще не будет различать добро и зло (возраст около трех лет), к этому моменту осада Иерусалима будет снята и, соответственно, те цари, которые были врагами, покинут Рецин, они будут не только отброшены, но и даже в своих царствах потеряют свою власть.
С одной стороны, речь идет о некоем сыне царя, но, когда все это произошло, стало ясно, что это пророчество не может быть отнесено только к текущему моменту, а, соответственно, оно относится и к какому-то отдалённому моменту. Это следует из того, что кроме вот этой характеристики, было дано еще много удивительных характеристик, которые были приложены к этой необычной Личности. В девятой главе: «Ибо младенец родился нам — Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века». Мы с вами хорошо знаем эти слова, потому что они провозглашаются на великом повечерии и возглашаются на праздник Рождества Христова. Очень важно и интересно здесь, что пророк Исаия выбирает здесь термин «алма», а отнюдь не термин «бетула», который в еврейском языке и означает термин «девы». А вот «алма» может обозначать либо «молодая дева», либо «молодая женщина», т.е. это указание на возраст. И некоторые не придают значения этой ситуации с пророчеством двойного исполнения. Они говорят: «ну, если бы пророк Исаия хотел сказать то, что вы, православные, имеете ввиду, т.е. что это указание на девство, то он бы не выбрал термин «алма», он бы выбрал термин «бетула», чтобы не было никаких сомнений». И мы с вами в связи с этим рассказ о Симеоне Богоприимце, который, возможно, был один из переводчиков перевода Семидесяти, и который, когда переводил этот стих, поставил вопрос: а действительно ли нужно переводить на греческий язык «Παρθένος» или надо перевести «неамис» — молодая женщина? И вот он выбирает «Παρθένος». А на самом деле, мы можем ответить следующее: пророк Исаия был действительно гениальным человеком, потому что, если бы он употребил однозначным термин «бетула», тогда для его современников данное пророчество не имело бы смысла. Данное пророчество звучало бы абсурдно. Они понимали данное пророчество по отношению к сыну Ахаза: у Ахаза жена однозначно не девственница. Но когда он использует такой многозначный термин, вначале этот термин понимается в ближайшем историческом плане, а потом уже, когда эти события прошли, становится ясно, что эти события относятся к некоему отдаленному будущему.
У пророка Исаии имеется также целый ряд текстов: их четыре, которые говорят об этой Личности как об Отроке Господнем (иногда переводится как «Раб Господень», что не совсем верно). Это слово — отрок, подросток, юноша — используется, когда хотят сказать о ком-то, кто помогает видному человеку, но помогает добровольно с тем, чтобы, набравшись опыта, научившись, самому стать командиром, начальником. И этот «отрок Господень» описан в четырех текстах, которые называются «Песни слуги Господня». И для нас с вами наиболее значим и интерес последний текст, 52-53 главы книги пророка Исаии, где говорится о том, что слуга Господень возьмет на себя грехи, но при этом пострадает, его вид будет обезображен, и сам он будет предан смерти.
Мы с вами имеем спектр учений о Мессии в Священном Писании Ветхого Завета. Однако после возвращения евреев из Вавилонского плена происходит избирательность, когда в еврейском народе одни аспекты учения о Мессии занимают преимущественное положение, а другие отодвигаются на второй план. Это мы можем видеть из основных источников межзаветного периода, а именно Кумранских рукописей.
Параграф 3. Специфики межзаветной мессианской терминологии по Кумранским рукописям. Рассмотрим фрагменты трех наиболее значимых рукописей. Первая из них так и называется «Сын Божий» (рукопись № 246 из 4-й пещеры, I в. До Р.Х.). В этой рукописи будущий Мессия представлен как личность могущественная, которая будет не только царем Ассирии и Египта, но и подчинит себе все существующие к тому момента царства, и «все народы соделают мир и будут служить ему. Они будут называть его сыном Всевышнего. Его царство будет вечное царство». Здесь идея торжествующего Мессии, но совсем отсутствует идея Мессии страдающего, который терпит какие-то поношения.
Другой текст называется «Небесный князь Мельхиседек» (рукопись № 13 из 11-й пещеры). Еще до апостола Павла в этой рукописи используется типологический метод толкования Священного Писания Ветхого Завета, когда лица и события домессианской эпохи рассматриваются как прообразы лиц и событий мессианской эпохи. Автор этой рукописи отталкивается от понятия юбилейного года, того самого года, когда все долги прощались, рабы выпускались на волю и происходило восстановление первоначальной канонической ситуации у еврейского народа. Эта рукопись берет за образец юбилейный год и говорит, что также и при пришествии Мессии будут прощены именно грехи человеческие. В рукописи есть сравнение греха с долгом, как мы привыкли это слышать в молитве «Отче наш», а также присутствует идея, что Мессия – это некий Помазанник, особый деятель, который еще и освободит людей. Но вновь идея о страданиях отсутствует.
И, наконец, последний, известный и тоже очень важный фрагмент Кумранских рукописей из 4-й пещеры, № 521, который называется «Мессия неба и земли». «Небеса и земля будут слушаться Его Мессию, и все, что на них не отвратится от святых заповедей. Обретите силу, ищущие Господина (Адоная), в служении Ему. Не в этом ли вы найдете Господа все, кто надеются в сердцах своих? Ибо Господь благочестивых посетит, и праведных по имени Он назовет; и над бедными Дух Его будет парить, и верных Он обновит. Силой Своей. Он прославит благочестивых на Троне вечного Царства: освободит узников, сделает слепых зрячими, поднимет поверженных во прахе. И на веки присоединюсь я к тем, кто уповает, и в Милосердии Своем Он, и ни для кого не замедлится получение плода добрых деяний». Мы с вами видим, что, кроме того, что деятельность Мессии носит универсальный характер, деятельность будущего Спасителя также соответствует тому, что сказал о нем Исаия.
На основании этих свидетельств мы можем видеть, что постепенно, ко времени Господа Иисуса Христа формируются представления о будущем Спасителе как о царе, который соотнесен с Богом, и которого называют «Сын Божий», но в переносном смысле. Близость к Богу позволяет ему делать ему особые дела, совершать чудеса.
Параграф 4. Особенности употребления еврейской мессианской терминологии в Новом Завете, ее недостаточность для выражения христианского вероучения. То, что мы только что сказали на основании кумранских рукописей, подтверждается и Евангелием от Иоанна. В эпизоде, где Нафанаил признает правоту и величие Господа, Нафанаил говорит: «Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев». Многие христианские экзегеты обращали внимание на построение и значение этой фразы. Нафанаил еще не мыслит Сына Божия как равного Отца, единосущного в нашей терминологии. Нафанаил мыслит Христа как Учителя, поэтому он начинает с обращения к Нему «Равви». А дальше идут две фразы, которые являются синонимичными, которые указывают, что Учитель – также и Машиах, Спаситель, Христос. Мы видим попытки поиска для выражения того, что Христос – не только человек, но и Бог, что Он – Сын Божий не в переносном смысле, а в прямом. В первый раз мы находим результаты этого поиска в Евангелии от Матфея, где евангелист описывает исповедание апостола Петра: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». С точки зрения многих экзегетов, это небольшое добавление «живаго» — очень важное. Оно указывает, что Христос – Сын Живого Бога, существо другого порядка по отношению к нам. Случаи употребления словосочетания «Сын Божий» у новозаветных авторов показывает, что они стараются уйти от понимания этого словосочетания в переносном смысле и возвысить его до понимания в смысле буквальном. В IV веке, когда возникла арианство, эту фразу пытались толковать как «Сын Божий по благодати» (а не в прямом смысле). Святой апостол Иоанн Богослов почувствовал недостаточность этой ветхозаветной терминологии и предложил новую терминологию, которая должна была однозначно утвердить единство Христа, Иисуса из Назарета и Бога-Отца по природе.
Параграф 5. Новизна и особенность мессианской терминологии святого евангелиста и апостола Иоанна Богослова. В прологе Иоанн Богослов вводит новые термины и словосочетания: «Логос», «Слово стало плотью», «Единородный Сын Божий, сущий в недре Отчем». Эти три термина призваны показать единосущие Отца и Сына. Называя Иисуса Логосом, Иоанн Богослов говорит, что через Него Отец себя выражает. Термин «Единородный» означает единственно рожденный, но Который принял сам принял человеческую природу.
Параграф 6. О заимствовании евангелистом Иоанном Богословом терминологии у Филона Александрийского. Иоанн Богослов описывает реалии религиозной жизни, тогда как Филон Александрийский пытается компилировать известные ему философские учения.
Параграф 7. Святой евангелист, апостол Иоанн Богослов как предтеча отцов каппадокийцев. На основании всего изложенного мы можем сделать ввод, что поиск христианской терминологии восходит к Иоанну Богослову и ставит своей целью описание той религиозной реальности, с которой Иоанн Богослов и столкнулся. Эта попытка апостола найти наиболее адекватные термины для того, свидетелем чему он был сам, является очень важной для последующих поколений богословов. Мы сейчас находимся на той стадии, когда язык изменился, культура изменилась, и наша задача подобрать для традиционного церковного учения новые формы и выражения, новые термины, новый стиль с сохранением нашего традиционного православного учения.